Купила кеды Vans — мерч Дэвида Боуи с его именем сзади и знаменитой молнией с обложки альбома Aladdin Sane. Боуи говорил, что молния символизирует раскол между разными гранями его личности. Например, он отчаянно хотел выступать, но не хотел ездить в туры, трястись в автобусах и вести всю эту рок-н-ролльную жизнь.

Для меня эта молния на уже моих собственных кедах — скорее своего рода знак вопроса, который я задаю себе, пытаясь определить свое отношение к неоднозначным персонажам. Боуи — один из них.

Я очень люблю его музыку и жалею, что не могла ее оценить на десятилетие раньше. Мое первое эротическое переживание, которое я отчетливо помню, связано тоже с ним. Мне было лет 11, посмотрела по кабельному «Лабиринт» Джима Хэнсона, где Боуи играл короля гоблинов, соблазняющего совсем юную Дженнифер Коннелли ради собственных низменных целей — он хочет заполучить ее маленького брата. О эти обтягивающие штаны!

Иногда я думаю, что «Лабиринт» очень многое в моей жизни если не определил, то расставил акценты. Накрашенные мужчины и мужчины на каблуках — обожаю. Гендерфлюидность — отлично. Принимать предложение всех чудес мира в обмен на покорность — вижу засаду. Если тебе поют о любви, а хотят только малыша, — могу это заметить. Спасибо «Лабиринту», спасибо Дженнифер за ролевую модель и спасибо Боуи за его поразительную привлекательность, потому что героине Коннелли пришлось бороться еще и с ней, но она побеждает, не играя в чужие игры и требуя самостоятельности.

С другой стороны, я знаю, что Боуи в 1970-х лишил девственности групи Лори Мэттикс, когда ей было всего 15, и они накидались шампанским и гашишем. По нынешним меркам это изнасилование, поскольку в большинстве стран Лори бы еще не достигла возраста согласия, и к тому же была под кайфом. Мэттикс утверждает, что ее все устраивало.

Хотя она вспоминает Джимми Пейджа, с которым тоже тусила с 15 лет, и он ей недавно сказал, мол, ну мы же были детьми. Лори хотелось ответить, что один-то из них определенно. То есть она все же понимает, что ситуация не была нормальной — как и прославление внутренней свободы групи того времени, когда чаще было бы правильнее назвать ее неприкрытым использованием восторженных пьяных малолеток.

Я не могу выбросить из головы это знание, когда думаю о Дэвиде Боуи. Не могу выкинуть и благодарность за его невероятное влияние на мою жизнь. Когда я смотрю на молнию на моих кедах, думаю, сколько прекрасного и ужасного способно укладываться в одном человеке, но я точно знаю, что я могу поддерживать, а что нет.

На днях двое суток пылали станицы вокруг феминистов и профеминистов, в результате дискуссии внезапно сформулировала для себя вот что.

Как определить, нормальный перед тобой чувак или нет? Вне зависимости от того, как он себя называет. Предположим, ты говоришь, что у тебя плохой опыт с мужчинами, поэтому ты не хочешь с ним вместе работать/вести дела/может, встречаться или даже просто дружить.

Нормальный чувак — расстраивается, но соглашается, что у тебя нет никаких доказательств, что он-то нормальный. Он злится на тех, кто плохо с тобой когда-то обошелся, злится на систему, которая порождает возможность портить женщинам жизнь безнаказанно, задумывается, что он мог бы сделать, чтобы поскорее снести патриархат к херам, понимает, что в любом случае твое «нет» значит «нет», даже если ему это сильно не нравится.

Продвинутый чувак — расстраивается и уверяет, что ему-то верить можно. Он злится на тебя за недоверие, злится на этих женщин, которые ничего не понимают, объясняет тебе, что ты неправильно понимаешь феминизм, подробно разжевывает, почему феминистки так ничего не добьются, если не станут дружить с продвинутыми чуваками, твое «нет» для него — только повод продолжить убеждать, может начать применять оскорбления, интриги или физическую силу.

Последние чаще всего и называют себя феминистами, в треде в Инстаграме под тем постом их целый цветник.

«Голос» мне что-то совсем не понравился, хотя после прочтения обсуждений (цитирую): «Не читал, конечно, но идея мне очень нравится. А то ведь вымрем скоро с этим феминизмом и ЛГБТ», — решила, что не так уж и плох.

По сюжету США захватывают христиане-фундаменталисты, на всех женщин надевают браслеты, подсчитывающие слова. Дневная квота — 100 слов, после каждого следующего удар током. Письмо, чтение и жестовый язык запрещены, камеры везде. Женщины не работают, не имеют документов, денег и мобильных телефонов. В женских школах учат счету до ста и домашней работе.

Весь роман — внутренний монолог героини — в прошлом нейролингвистки, а теперь домохозяйки и матери троих сыновей и маленькой дочери, которую в школе кормят мороженым, если удается сказать за день рекордно мало слов.

Напоминает неловкий гибрид «Рассказа Служанки» Маргарет Этвуд и «У нас это невозможно» Синклера Льюиса. У Льюиса и Далчер присутствует важнейшее, чего нет по ясным причинам у Этвуд — опора новых властей на очень молодых мужчин и подростков, которым смена режима предоставляет невообразимые дотоле возможности. Потенциальные отцы и повелители с восторгом смотрят в будущее, и их можно строить любыми рядами для любых задач.

В остальном это искреннее письмо ненависти к Трампу. Наклейки на бампере Make America Moral Again, президент приходит к власти сразу после первого темнокожего президента, без помощников он никто, а молчаливая жена его — бывшая фотомодель.

Зато неплохо проработаны реальные последствия вывода половины взрослого населения из экономики, например, муж ГГ с трудом обеспечивает семью, хотя и работает в аппарате президента. Пропаганда поставлена как следует, телевидение везде. И здорово продемонстрировано, что главное в подавлении больших групп людей — обеспечить изоляцию и разрозненность их членов и невозможность договориться, остальное дело техники.

Я бы сказала, что роман проповедует две нехитрые идеи: а) для торжества зла необходимо, чтобы хорошие люди бездействовали, б) главное для женщины, как говорила героиня фильма «Честная куртизанка», — образование.